Существующую историографическую традицию, в целом, можно свести к трем основным точкам зрения. Первая точка зрения отождествляет присоединение Сибири с колониальными захватами, которые вела Европа, осваивая континенты Азии и Африки (И. С. Фишер, Н. М. Карамзин, А. П. Щапов, С. В. Бахрушин, М. Н. Богданов, В. А. Кудрявцев и др.). Другая точка зрения акцентирует свое внимание на добровольном характере присоединения народов Сибири к России (А. П. Окладников, Е. М. Залкинд, Б. Д. Цибиков и др.). О третьей точке зрения скажем дальше.

Как известно, в конце ХV — начале XVI в. передовые европейские государства вступили в новую фазу своего развития, начался кризис феодально-крепостнических отношений. Развитие капитализма означало отказ от использования принудительного труда и переход к наемному труду, расширение производства товаров на рынок. В связи с этим росла потребность в рынках сбыта и рынках сырья. Началась эпоха великих географических открытий, логическим следствием которых стал захват развитыми европейскими странами огромных территорий, ставших неистощимыми источниками сырья, дешевой рабочей силы и новых рынков сбыта.

В России в этот период завершается процесс создания централизованного государства, становления и укрепления самодержавной власти царя. Ведя частые войны с соседями, подавляя внутреннее сопротивление, аппарат царизма и расширяющийся класс дворянства также нуждались в территориальном росте государства. Расширение же территории в северо-западном, западном и южном направлениях было в то время для России невозможно, так как ей на этих рубежах противостояли такие сильные государства как Швеция, Речь Посполитая и Оттоманская империя. Оставалось лишь одно восточное направление, где на огромных сибирских просторах ей могло противостоять крайне ослабленное феодальной междоусобицей Сибирское ханство. Дальше к востоку от него обитали народы, не имевшие своей государственности и потому не могущие оказать серьезного сопротивления России. Именно земли, лежавшие к востоку от Москвы, становятся в XVII веке средоточием политических интересов молодого, укрепляющегося Московского государства.

Россия исторически находилась на пересечении двух колонизационных волн, идущих одна — на запад, другая — на восток. Потому, порожденная панмонгольским евразийским всеединством, Великая русская держава всецело была укоренена и этнографически, и географически, и политически в евразийское всеединство. Ее расширение по своему историческому замыслу не имело ничего общего с завоеваниями в европейском колониальном смысле. Это было такое же расширение Евразийской державы с запада на восток для собирания разрозненных народов восточной Евразии, каким было в свое время движение панмонгольской державы на запад, собиравшее разрозненные народы западной Евразии.

Эта идея была высказана евразийцами Г. В. Вернадским, Н. С. Трубецким, Г. В. Флоровским. Считая, что объединительные тенденции лежали в основе внутренней пульсации и динамики евразийской культуры, континентальной по своему геополитическому и этносоциальному типу, евразийцы выдвинули идею о том, что именно империя Чингис-хана, территориально соответствовавшая будущей российской империи, а не Киевская Русь, составлявшая всего двадцатую ее часть, стала прообразом Московского государства. Монголы сформулировали историческую задачу Евразии, положив начало ее политическому единству и основам ее политического строя. Они ориентировали к этой задаче евразийские национальные государства, прежде всего и более всего — Московский улус. Позднее эта идея была дополнена этнографическими исследованиями Л. Н. Гумилева. Согласно концепции Гумилева, в середине ХV в. на месте древнерусского этноса возникли три новых, непохожих на своего одряхлевшего предка. Свою культуру новый русский этнос, связанный с подъемом московского государства, наследовал уже не от одного киевского предка, а от многих этнических субстратов, интегрированных в новую этническую систему. Формированию нового типа культуры, в которую идея степи входила важнейшей этнической, психологической и смысловой доминантой, немало способствовало активное включение в новый суперэтнос соседних, прежде всего, угро-финских и монгольских этносов.

Анализируя этническую историю Руси, Гумилев писал, что, с точки зрения пассионарной теории этногенеза, причина возвышения Москвы состоит в том, что именно Московское княжество привлекло множество пассионарных людей: татар, литовцев, русичей, половцев. Москва сумела использовать их и объединить православной верой. Совершившийся на московской земле этнический синтез в фазе пассионарного подъема оказался решающим фактором.

Этот пассионарный потенциал стал основой стремительного роста московского государства, связанного с продвижением русских на восток. Восточное расширение границ стало для новых пассионариев освоением привычного этнического ландшафта, проходя все в тех же знакомых и родных евразийских степях. Для нового великорусского этноса собственным антропогенным ландшафтом, привычным ареалом обитания становится вся евразийская ойкумена. Следуя своей этнической доминанте, российский суперэтнос огромной миграционной волной устремляется на восток.

Таким образом, третья точка зрения рассматривает движение России на восток как естественный процесс формирования многонационального государства, а вновь присоединенные области Сибири не были колониально вассальными, а втягивались в единую государственную народно-хозяйственную систему.

Библиографический список:

1. Евразийство (Опыт систематического изложения) // Мир России — Евразия. М., 1995.
2. Евразия: исторические взгляды русских эмигрантов. М.,1992.
3. Вернадский Г. В. Монгольское иго в русской истории // Русский узел евразийства. М., 1997.
4. Гумилев Л. Н. От Руси до России. М., 1995.
5. Савицкий П. Н. Степь и оседлость // Мир России — Евразия. М.,1995.